Большинство стран (но далеко не все) достаточно жестко и скрупулезно регламентирует порядок создания, испытания и использования ГМО. Однако в условиях, когда биоинженерия и ГМ-продукция (медикаменты, продукты питания и пр.) стремительно увеличивают свою долю в мировой торговле и национальных бюджетах, они все в большей степени оказываются под протекционистской защитой тех государств, где соответствующие исследования и производство наиболее продвинуты. Типичным примером в этом отношении являются США, транснациональные компании которых абсолютно доминируют в указанных сферах. Сдержанное и даже отрицательное отношение к широкому распространению ГМ-продукции в странах ЕС (что отражено в соответствующем законодательстве) обусловлено мощным давлением общественности, интуитивно опасающейся негативных последствий кардинального вмешательства человека в эволюцию биосферы. И наконец, выжидательную позицию занимают развивающиеся страны, в том числе и Россия, которые остро нуждаясь в импорте дополнительного количества продуктов питания и одновременно опасаясь стать популяцией Homo sapiens для испытания биоинженерных новшеств, хотя и принимают соответствующие законы, однако заранее знают, что материально-технической, организационной и главное финансовой базой, необходимой для тщательной проверки ГМ-продукции, они не обладают. Именно это обстоятельство вызывает наибольшую тревогу, так как, с одной стороны, речь идет о большей части населения Земли, действительно пока не имеющей возможности прокормить себя, а с другой, - о все большей монополизации мирового рынка продовольствия уже даже не отдельными странами или их группами, а несколькими транснациональными компаниями, главными побудительными мотивами экспансии новшеств которых являются не общественные интересы, а получение прибыли.
Известно, что на фоне продолжающейся не один десяток лет дискуссии о целесообразности либерализации мирового рынка государственный протекционизм в этой сфере со стороны промышленно развитых стран (где проживает лишь около 20 % населения мира) не только не ослабевает, а, наоборот, усиливается. Имеются все основания считать, что уже в обозримом будущем в борьбе за передел исчерпаемых ресурсов в качестве главного аргумента будут использованы запасы продовольствия, что значительно усилит вмешательство правительств и казначейств в мировой продовольственный рынок, а следовательно, и программы по использованию ГМ-продукции. Это в свою очередь делает вполне обоснованными сомнения мировой общественности в следующем:
- базируются ли принимаемые в промышленно развитых странах законы в области биоинженерии на заботе о здоровье населения стран-импортеров продовольствия или же на коммерческих интересах крупнейших биотехнологических корпораций;
- будут ли реализованы призывы к глобализации экономики, в том числе либерализации мирового рынка продовольствия и исчерпаемых ресурсов, в интересах мирового сообщества;
- удастся ли принять законы относительно биоинженерной деятельности (исследования, производство, контроль), реально обеспечивающие безопасность биосферы Земли в целом и населения каждой страны в отдельности.
С учетом уже известных реальных возможностей и ограничений биоинженерии по генетическому изменению живых организмов, недостаточного знания возможных последствий такого вмешательства в эволюцию биосферы, а также глобальной экономической, экологической, демографической и ресурсной неопределенности развития цивилизации в обозримом будущем наиболее надежной стратегией в законодательстве относительно трансгеноза явились бы, на наш взгляд, государственная поддержка опережающего развития соответствующих научных исследований и крайне осторожный подход к широкому практическому использованию возможностей генетической инженерии в тех сферах, где существует хотя бы малейшая опасность нарушения динамического равновесия таких эволюционно хрупких конструкций, каковыми являются биосфера Земли и популяция Homo sapiens.
Позиция США (где выращивают в настоящее время бoльшую часть всех генетически модифицированных культур) встречает активное сопротивление стран ЕС. Единая точка зрения последних состоит в том, что реальное влияние ГМ-продуктов на здоровье людей в достаточной степени пока еще не изучено. Если в США введение новых биоинженерных технологий обычно предшествует оценке связанного с ними риска, то в Западной Европе, напротив, ГМ-продукция начинает использоваться только после комплексной предварительной оценки. Даже правила маркировки ГМ-продуктов в европейских странах отличаются от таковых в США и Канаде. Не исключено, конечно, что защитные барьеры ЕС на пути продукции США обусловлены и обычной конкуренцией на мировом рынке продовольствия.
Встретив активное сопротивление со стороны стран ЕС, биотехнологические корпорации резко усилили экспансию продовольственных культур трансгенного происхождения - сои, пшеницы, кукурузы и ряда других видов растений в страны Азии, Африки и Восточной Европы, в том числе страны СНГ, где требования по обеспечению пищевой безопасности в целом и биобезопасности населения в частности менее жесткие, чем в промышленно развитых странах. Наиболее сложными задачами при этом оказываются обнаружение и оценка непредсказуемых эффектов, а также последствий долговременного использования ГМ-продуктов. А поскольку в будущем генетические модификации будут носить более сложный характер, включая множественные межвидовые переносы, вероятность появления непредсказуемых эффектов значительно увеличится. Заметим, однако, что в соответствии с принципом предосторожности (precantionary principle), обсуждавшимся на Всемирной конференции по устойчивому развитию в Рио-де-Жанейро (1992), обязанность доказывать отсутствие риска при использовании тех или иных новшеств лежит на разработчиках, а не на их оппонентах. При этом уровень и масштабы доказательств должны быть соизмеримы с потенциальным риском для окружающей среды и населения. Во всяком случае следует признать право потребителя иметь выбор на основе исчерпывающей информации о продуктах, получаемых на основе ГМО. С целью предотвращения негативных последствий использования ГМ-продуктов Государственной Думой России в 1996 году был принят Федеральный Закон О государственном регулировании в области генно-инженерной деятельности .